Начало здесь.
— То есть как это, не собираетесь уезжать? – голос женщины наполнен искренним удивлением и даже каким-то возмущением. — Из России надо уезжать срочно! Срочно! – она намеренно повторяет это слово, сильно грассируя.
— А Вы когда в России были в последний раз?
— В 89-ом, но моя подруга из Воронежа в следующем году уедет!
— Из Воронежа я бы тоже срочно уезжал, — я стараюсь шутить, хотя в Воронеже ни разу не был.



Экскурсионный автобус мы ждём в компании стареющей пары. Она не высокая, он ещё ниже. Мы с ними обратили друг на друга внимание из-за русской речи.

— Мы из Нью-Йорка, — пару минут назад они сказали это в унисон и с нескрываемой гордостью.
— А до этого?

Оказалось, что до этого они были обычной советской парой евреев из Киева (я ни в коем случае не антисемит, Боже упаси ). Он – музыкант, она… Она – жена музыканта. Как только подняли занавес, срочно уехали. В России не были и не хотят о ней слышать. Там всё плохо, и любой уважающий себя человек за границей не должен говорить, что он родился в Советском союзе.

— А ностальгия?

Мужчина глубоко вздыхает, и от ответа его отвлекает подошедший автобус. Нам в разных направлениях. Расходимся. Мы, не согласные с тем, что нужно молчать о своём происхождении, и они, уверенные в том, что они нью-йоркцы.

Настроение какое-то смешанное. Только что над нами изрядно поиздевались в музее Моцарта. Точнее, в доме, где он жил около трёх лет с женой и ребёнком. Точнее, скорее всего здесь. Ну прям сто процентов – здесь. Ну или на этой улице, но точно в этом районе! Конечно, эти условности мы узнаём, когда попадаем внутрь музея.

— Пожалуйста, проходите. Вот в этой комнате была столовая. Скорее всего, была столовая, — голос в аудиогиде поправляет сам себя. — Это можно предположить по расположению окон.

Весь антураж – штукатуренные стены и деревянный пол. А что вы хотели?! Сколько лет прошло! На стенах – репродукции картин и копии нот. Всё.

— Возможно, здесь была гостиная, — продолжает экскурсию наш электронный знакомый, вплетая в нить рассказа факты из жизни композитора. – А вот здесь, наверно, была спальня.

Вообще-то фотографировать нельзя, а я хоть и законопослушный товарищ, но из-под полы щёлкаю, чтобы запечатлеть «богатство» музея.



В одной из комнат вообще-то постарались воссоздать атмосферу, но это больше фантазия на тему. Ну а на самом деле, что ещё показывать… Представил, вот я сделаю что-то гениальное, но будет это позже, а признают гением меня ещё позже, и где тогда взять вещи, которые когда-то принадлежали мне в квартире, которую я когда-то снимал? Конечно, найти нереально, но в музее очень хотелось увидеть.

Есть и плюсы. Штукатурка в Австрии – просто загляденье. Это в музее я точно понял.

На очереди музей военно-исторический. Едем по центру. В стройном ряду старых трехэтажных домиков то и дело попадаются бетонные вкрапления, больше похожие на наши жилые гаражи. Эхо войны. Гид объясняет, что после второй мировой нужно было срочно восстанавливать старые дома, а денег не было, поэтому на улице такой вот кирпично-бетонный винегрет. В принципе, центр должен был выглядеть вот так.



Только через несколько секунд понимаю, что наследили не фашисты, а мы, союзники. Никогда раньше не видел последствия наших наступательных действий. В Вене вообще очень любят говорить, что город сильно пострадал от бомбёжки. На неё жаловались и вчера в соборе. Но ничего, древний собор стоит, в самом центре полно старинных построек. Пострадали они… Ловлю себя на мысли пригласить этих товарищей в Волгоград. Вот где город пострадал от бомбёжки…

Прочитал, кстати, любопытный факт. Есть в Вене гостиница, куда с середины прошлого века заселялись только особы если не королевских, то очень знатных кровей. Когда вошли наши, в здании разместили комендатуру. Чтобы не поцарапать дорогой паркет, на пол уложили дополнительное покрытие. И только на парадной лестнице, в углу нацарапали короткое слово «были»… В Вене, кстати, до сих пор в отличном состоянии памятник советским солдатам-освободителям.

Музей в старинном здании арсенала. Тяжёлые, мощные кирпичные стены. Пики, рыцарские доспехи. Всё как полагается.



За евро покупаем возможность запечатлеть это на плёнку. И тут фотоаппарат, весело подмигнув нам на прощание красной лампочкой, отказывается работать. Обидно.

Пушки, мортиры времён осады Вены турками. Я люблю большие формы. Есть, что рассмотреть. Зал наполеоновских войн. Зал небольшой. Спрашиваю, есть ли что-то про Аустерлиц. Смотритель качает головой. Свидетельства о совсем не славном времени в музее не хранят. Что же будет тогда о периоде второй мировой?

Небольшой рассказ о Европе после Наполеона. Есть кусочек про нас, про Сочи.



Автомобиль, в котором застрелили эрц-герцога Фердинанда. Продырявленная пулей в районе шеи форма.

А вот и зал о фашизме. Из окна видны стоящие во внутреннем дворе танки. Французские, английские, есть, конечно, и наш 34. Потом около этого танка я встречу дедушку, который будет улыбаться и тихо-тихо приговаривать на русском «смогли же».

В зале много оружия, стягов. Напоминает нашу «Панораму сталинградской битвы». Интересный номер газеты, где жителям Австрии сообщают о взятии Сталинграда. Это вы, ребята, поторопились. Входит школьная экскурсия. Прислушиваюсь. Понимаю через слово, но и по эмоциональности учителя видно, как он расписывает ужасы концлагерей. Честное слово, у меня в школе даже не так подробно рассказывали.

Зал о великой морской державе Австрии. Какой? А ну да, раньше империя выходила к Чёрному морю. Рубка подводной лодки, которая несколько лет пролежала в воде, спилена и выставлена в центре зала.

В центр города возвращаемся на автобусе. Схема старая. Если не проверяют, значит, можно и не платить. Бродим по узким улочкам центра. Случайно заходим то ли в ратушу, то ли в базилику. Я их не различаю. Объявление – через полчаса органный концерт. Три композитора. Первого не знаю, потом Бах, потом Моцарт. Быть в Вене и не услышать Моцарта – стыдно.



Делаем ещё круг по улицам и возвращаемся на концерт. Орган из-за наших спин начинает умиротворяющую мелодию. Пытаюсь принять на скамейке такую позу, чтоб окружающие не сразу понимали, что временами я проваливаюсь в сон. Нет, до Моцарта ещё долго. Пойдём. Завтра надо ехать в Зальцбург, который меня покорит окончательно и бесповоротно. А в Вену мы ещё вернёмся.