Бажанов Евгений Петрович сын Бажанова Петра Игнатьевича, который в 1957-1963 годах являлся первым заместителем, а в 1963-1971 годах – председателем исполкома горсовета Сочи (мэр по нынешнему).

Выдержки взяты произвольно и в большей степени о быте сочинцев в те года.

И вот наше семейство в Сочи (1952 год). Совершаем первый поход в магазин. Заходим в гастроном № 1 (известный по имени его директора как Поцелуевский) и мгновенно погружаемся в мир аппетитнейших запахов и невиданных деликатесов. В продаже десятки видов колбас и сыров, черная и красная икра, рябчики, фазаны, куропатки, разносолы. Ошеломлена вся семья и особенно, конечно, дети. Родители разное повидали на своем веку, а мы с сестрой никогда в жизни не лицезрели такого изобилия!

«Гастроном № 1» (Поцелуевский)


Закупив кое-что из богатого ассортимента Поцелуевского гастронома, держим путь к базару у морского вокзала. Там калейдоскоп красок и запахов. Диковинные фрукты: алыча, инжир, хурма, гранаты, мушмула, персики. Свежая рыба. Парное мясо. Восточные сладости.

Сестра интересуется у родителей, откуда такое изобилие. Они дают уклончивый ответ, и только годы спустя объяснят. Во-первых, Сочи любил Сталин, и, на радость вождю, частенько отдыхавшему на Черноморском побережье, город снабжался по-особому. Во-вторых, Сочи был закрытым городом, для въезда в него требовалось специальное разрешение. Прежде чем папу перевели на работу из Львова в Сочи, его проверяли целый год различные органы. Отдыхающих прибывало на курорт мало, и все они жили и питались в санаториях. В-третьих, денег у сочинцев не хватало, чтобы роскошествовать, большая часть продовольствия оставалась для них недоступной.

После смерти Сталина, в марте 1953 года, фортуна немедленно отвернулась от черноморских гурманов. Сочи открыли и одновременно лишили привилегированного снабжения. Местные фрукты и овощи, конечно, не исчезли, они продолжали произрастать во дворах жилых домов. Но со снабжением многими другими продуктами стали случаться перебои. За сахаром приходилось выстаивать в километровых очередях. Помню, как-то томился на подступах к сахарному прилавку полночи и полдня. Номер очереди мне записали на руку, и каждый час устраивалась перекличка пронумерованных граждан.

Периодически город оставался без картофеля и колбасы. Масло в госторговлю почти не поступало, а на базаре и оно, и все другое (включая картофель) стоило заоблачно дорого. В начале 1960-х годов в категорию дефицита перешел и хлеб. В магазинах «красовались» только черные ржаные слойки с изюмом. К середине 1960-х годов положение с продовольствием в Сочи начало исправляться.

Я, кстати, в каникулярное время в 1961-1962 годах трудился на молкомбинате Центрального района Сочи. Предприятие было допотопно оборудовано, имело низкую производительность. Мы, рабочие, практически вручную мыли стеклянные молочные бутылки, выкупленные у потребителей. Рабочие же устанавливали бутылки на конвейер и отслеживали на движущейся ленте, как в них наливалось молоко, снимали замеченный брак (бутылки с отбитым горлышком, деформированными крышками из фольги, недолив молока и т.п.). Порой мы отвлекались, оставляли конвейер без присмотра.

Так, проблемой оставалось снабжение населения мясом. Оно, правда, широко продавалось на базаре, но стоило слишком дорого для простых смертных. Поэтому сочинцы обращали взоры на мясников из госторговли. Наши сверстницы считали их лучшими, самыми выгодными и перспективными кавалерами. Остальные граждане тоже пытались дружить с мясниками, задаривая их сувенирами, оказывая встречные услуги. В условиях дефицита все труженики сферы услуг являлись важными персонами в обществе, но мясники особенно.

В начале 1970-х годов «пепси-кола» появилась в сочинской торговле и приобрела популярность. Действовали факторы не только «запретного плода», знаменитости этого прохладительного напитка, его происхождения из самой Америки, объекта жгучей зависти, а также внутренней, скрываемой убежденности советских граждан, что все американское самое лучшее. Ну и кроме всего прочего, в Советском Союзе тогда с прохладительными напитками было туго. Брали любой, появлявшийся на прилавке.
Продавалась «пепси-кола» не везде. Среди городов-счастливчиков фигурировал Сочи, в частности, потому что разливали «пепси» в бутылки на заводе, расположенном неподалеку от Новороссийска. Сочинцы и отдыхающие выстраивались за заморским зельем в длинные очереди. Отдыхающие развозили «пепси» во все уголки Советского Союза.
Имелись в Сочи и отечественные прохладительные напитки. Мы в детстве увлекались сладкой газированной водой. Наливали ее из замысловатых аппаратов, а позднее – выдавали автоматы, расставленные в общественных местах. Вода с малиновым, яблочным и другими сиропами стоила три копейки и казалась очень вкусной.


В условиях продовольственного дефицита трудно создать идеальную систему общественного питания. В 1950-х годах в Сочи насчитывалось всего полдюжины ресторанов и дюжина столовых. Рестораны имели скучный, стандартный интерьер, но выглядели более-менее чисто. А вот столовые… От них на версту несло пищевыми отходами. При этом, чтобы попасть и в рестораны, и в столовые, приходилось отстаивать в многочасовых очередях. Отдыхающие с утра занимали очередь в какое-нибудь предприятие общественного питания, мчали на пляж, затем к обеду возвращались и дожидались возможности утолить голод.

В первой половине 1960-х годов положение стало быстро меняться к лучшему. Строительство новых кафе, закусочных, столовых, ресторанов – все это дополнительно дало тысячи мест. Добавьте к этому расширение сети магазинов, ларьков, буфетов. Свои добрые руки они протянули прямо к «рабочему месту» отдыхающего на пляже. Там можно выпить кефир, съесть горячую сосиску, котлету".


Кафетерии – стильные, красивые – заинтересовали сочинскую молодежь. Модницы из числа школьниц и их кавалеры взяли за привычку засиживаться в этих заведениях. Там они с томным видом попивали черный кофе и листали французскую газету (коммунистическую «Юманите», другие в СССР не попадали). Это считалось высшим шиком. Кофе только входил в рацион советских граждан и все еще воспринимался как экзотический заморский напиток. В обществе присутствовало предубеждение против него как идеологически чуждого, вредного продукта.

«Лазурный». Один из немногих в Советском Союзе он работал круглосуточно. Мэру удалось получить соответствующее разрешение Москвы со ссылкой на то, что такой ресторан нужен для привлечения в Сочи иностранных туристов. В этой же связи в ресторане выступали «звезды» эстрады, которым позволили не ограничиваться обычным, идеологически выдержанным репертуаром. Посещали же ресторан отнюдь не только интуристы, а весь советский «бомонд», отдыхавший в Сочи.

Другой первоклассный ресторан – «Старая мельница», оседлал вершину горы Бытха. П.И.Бажанов лично руководил разработкой концепции, дизайна, интерьера ресторана. В архивах папы я нашел служебную записку, в которой говорилось: «Как представляется, ресторан „Старая мельница“ должен выглядеть следующим образом: большая мельница с вращающимися, скрипящими крыльями. За плетнем – подсолнухи, кукуруза, арбузы, огородное пугало. На ветхом срубе висит конская сбруя, лежат дрова. На крыше гнездятся аисты. Во дворе посетителей встречает мельничиха в старинном русском наряде. Она ведет гостей в хату мельника, сажает за срубленный из дуба стол. К столу подходит мельник в косоворотке и красных сапогах, обслуживают гостей дочери мельника, тоже в традиционных одеяниях».

Вместе с ведущими кулинарами отец составил меню ресторана: соленья, домашняя колбаса, отварная говядина, жареные цыплята, вина, квас и т.д. По настоянию мэра от близлежащего санатория Министерства обороны к «Старой мельнице» проложили асфальтированную дорогу и пешеходную тропу среди чудесного парка. Через некоторое время в ресторане сделали землянку, восстанавливающую фронтовую обстановку Великой Отечественной войны.

К концу 1970-х годов, ситуация в городе-курорте стала меняться к худшему. У власти оказались люди нечистые на руку, которые в конце концов были отправлены за решетку. Но об этом поговорим позднее. Пока же отмечу, что разложение в сочинских верхах не могло не начать распространяться на все сферы жизни.
Мой одноклассник рассказывал, как он за взятку был назначен руководить знаменитым «Кавказским аулом» и командовал рестораном. При нем настоящие блюда стали подаваться только коллегам, дельцам из сферы обслуживания. Это клиенты первой категории. Ко второй относилось всякого рода начальство. Его потчевали объедками. Недоеденные салаты оливье и недопитая «пепси-кола» – все шло в ход при сервировке стола для начальства.

«Что касается таких, как ты, – продолжал друг детства, – очкариков, живущих на убогую советскую зарплату, то мы стараемся вас в ресторан не впускать вообще. Ради этого придумали входные билеты. Увидит кассир твои очки за три рубля и сочувственно сообщает, что билеты кончились. Ну а если очкарик все-таки прорывается в ресторан, то мы его кормим самыми негодными отбросами, да еще и обсчитываем по-крупному».
В тех случаях когда внутрь ресторана удавалось прорваться без писем, блата и взяток, посетителей поджидали суровые испытания.

В кабинете директора ресторана «Огни Сочи», тоже крупного взяточника, на стене появилось переходящее знамя ударника коммунистического труда. Сидя под знаменем, директор совершал сделки с вверенными ему деликатесами, т.е. пускал налево черную икру, красную рыбу, колбасу-сервелат. А в зале посетителям объясняли, что предложить им на обед нечего. Как-то при мне в кабинет вбежал взволнованный администратор и пожаловался, что группа москвичей разбушевалась, требует еды.
– Дай им яичницу с хлебом, и пусть или уймутся, или убираются по-хорошему, – небрежно скомандовал ударник коммунистического труда. – Нет от этих нахалов покоя!

Если же в общепите и угощали, то подчас весьма неаппетитными блюдами. В вышеупомянутом сочинском ресторане «Кавказский аул» нашей компании подали вместо цыплят-табака куски покрытой волосами, полусырой курицы. Мой сосед, повар в ресторане «Горка», признавался, что мочится в тесто при приготовлении пельменей. Зачем? Ради спортивного интереса!

Еще один знакомый по детству в начале 1980-х годов хвастался своими «подвигами» в роли бармена на прогулочном катере. На винных бутылках он подменивал этикетки. Под видом дорогих «Черных глаз» сбывал дешевый портвейн, смешанный с густым чаем (для придания напитку нужной черноты). Если отдыхающий заказывал коктейль, то в стакан сливались любые попавшие под руку остатки. «Я, – рассказывал бармен, – наблюдал, как эти приезжие пижоны из Москвы и Ленинграда со своими чувихами томно, через соломинку посасывают коктейли, и про себя хохотал. Вот козлы!

В начале 1950-х годов в сочинских продовольственных магазинах продавались некоторые деликатесы. С промтоварами дела обстояли гораздо хуже. Ведь деликатесы (черная и красная икра, дичь, колбасы) были своими, советскими. Промтовары тоже реализовывались отечественные, но в отличие от продуктов питания высоким качеством они не блистали, да и ассортимент их не отличался разнообразием.

Фото 1956-го года

Женщинам предлагали рейтузы из синей или зеленой байки, бесформенные толстые чулки, допотопные туфли, духи одной марки „Красная Москва“. Готовая одежда в продаже отсутствовала, надо было обшиваться самостоятельно или с помощью частных, не совсем легальных портних. Но для этого требовались ткани, а за ними приходилось охотиться, простаивая в очередях днями и ночами. Счастливчикам доставались ситец, штапель, крепдешин с невыразительным блеклым рисунком. Ассортимент мужских изделий сводился к фуражкам, тяжелым башмакам, паре тканей (габардин, сукно), одеколону „Шипр“. Детских товаров не существовало в природе. Молодые родители сами мастерили пеленки, ползунки, распашонки, коляски.

После смерти Сталина в 1953 году новые руководители СССР поставили вопрос о выведении легкой промышленности из полного загона. Что-то стали выпускать государственные предприятия. Возник и теневой бизнес, подпольные цеховики, которые, игнорируя официальный запрет на частное предпринимательство, изготавливали кое-какой ширпотреб. Особую прыть проявляли сухумские умельцы. Сочинцы в массовых количествах посещали столицу Абхазии и приобретали там из-под полы, с рук одежду и обувь. Мама, собирая в 1957 году сестру Вику на учебу в новочеркасский вуз, достала в Сухуми вегоневую (из отходов шерсти) кофточку и лаковые туфли.

Тогда же в сочинском порту стали пришвартовываться первые круизные теплоходы с интуристами. Их встречали толпы горожан. Зарубежные гости швыряли с палуб на пирс носки, трусы, майки, жевательные резинки, а местные ребята (да и взрослые тоже) дрались за право обладания этими „сокровищами“. Интуристы, наблюдая за потасовками, скалили зубы и щелкали фотокамерами.

Постепенно морских интуристов становилось в городе все больше, и они вызвали к жизни фарцовщиков. Последние выторговывали (или отнимали силой) у иностранцев разнообразный дефицит и перепродавали его доморощенным „стилягам“. В моду вошли джинсы, особенно с фирменными наклейками „Lee“ и „Levi's“. Обладатели этих штанов, а заодно итальянских нейлоновых рубашек и плащей, окрещенных „болоньями“, превратились в самых желанных кавалеров для девчат.
– Ирка, – кричала красотка-соседка подруге с балкона, – а я познакомилась с Юркой!
– Что за Юрка?
– Да ты чё, сдурела? Это же тот, у которого „левиз“ и бирюзовая „болонья“!

А модницы гонялись за импортными туфлями на толстой подошве и американскими сигаретами «Мальборо», «Винстон», «Кент». Поскольку добыть это курево не всегда и не всем удавалось, модницы впихивали советские сигареты в американские «фирменные» пачки. И щеголяли ими на пляже и танцплощадках, в парках и барах. Ценились иностранные кофточки, свитера, нижнее белье, часы, мебель, обои, да и почти другой товар «из-за бугра». Слово «импортные» звучало как синоним высокого качества.

В начале 1980-х годов я отправился в ГАИ на техосмотр „Волги“, прихватив с собой набор душистых китайских стирательных резинок. В СССР таких тогда не было; отечественные плохо пахли и еще хуже стирали. Думал, порадую гаишников. Поставил машину на стоянку отделения ГАИ, подошел к будке инспектора, протянул документы на машину и после короткой паузы положил рядом заготовленный сувенир.
– Это что? – спрашивает милиционер.
– Резинки!
Инспектор, не долго думая, вынимает из пачки одну из стирательных резинок и забрасывает ее себе в рот. Мне аж дурно стало. Пытаясь предотвратить скандал, кричу:
– Товарищ лейтенант, это не жевательная резинка, а стирательная!
– Да? – невозмутимо откликается инспектор, – а жуется ничего. И вкусная, гадина!
С трудом уговорил его вынуть резину изо рта. Лейтенант тут спрашивает:
– А она хорошо стирает?
– Отлично, – отвечаю, а сам волнуюсь, вдруг, нет.
– И чернила берет?
– Берет, товарищ лейтенант. Говорю, а беспокойство, что провалю техосмотр, продолжает нарастать.
Но резинка не подвела. Инспектор быстро и дочиста стер ею целое слово, написанное чернилами. И остался очень доволен. Проштамповал мне техпаспорт, даже не подойдя к машине.

Вот такие времена были! Попробовал бы я сейчас задобрить инспектора ГИБДД резинкой, стирательной или жевательной, будь она хоть трижды американской или китайской!
В Сочи иностранный ширпотреб, пусть в ограниченных масштабах, но все же попадал и в государственную торговую сеть. Чтобы добиться этого, мэр П.И.Бажанов с коллегами обивал пороги начальников в Госплане, министерствах финансов и внешней торговли, в других высоких инстанциях. Там иногда шли навстречу, но в обмен на многочисленные услуги. Одни требовали выделения их ведомству земли на Черноморском побережье под строительство домотдыха, другие желали льготных путевок своим сотрудникам, а заодно и родственникам в сочинских санаториях и т.д.

В итоге Сочи получал больше импортных товаров, чем подавляющее число других городов СССР. В 1960-х годах в сочинской торговой сети появились югославские мебельные гарнитуры, богемское стекло, польская парфюмерия, модная женская одежда из ГДР, индийские ткани, бельгийские мужские костюмы. Отдыхающие жадно набрасывались на эти товары, сетуя, что у них дома такое добро „днем с огнем не сыщешь“.

Мощно ворвался в сочинскую жизнь рок-н-ролл, позднее эстафету подхватил твист. Танцевали их повсеместно. С нами боролись учителя и газеты, инструкторы горкома ВЛКСМ и бригадмильцы. Безуспешно. Сумасшествие лишь усиливалось. Наиболее изощренные тем временем ударились в джаз. В моем классе учился парень из простой семьи. Отца не было, мама работала медсестрой в санатории. А сын с утра до вечера играл на саксофоне в полуподпольном оркестре и постоянно на школьных уроках пропагандировал звезд американского джаза, от Дюка Эллингтона до Кэнни Борелла. Заодно он восхвалял все американское.

Как-то на уроке обществоведения учительница спросила, как мы представляем себе людей коммунистического общества. К доске вышел мой одноклассник-саксофонист, достал из кармана фотографию мускулистого мужчины и полуголой женщины и заявил: «На фото «Мистер Универсум» Стив Ривс, чемпион мира по культуризму, и звезда Голливуда Мэрилин Монро. Такими, как они, и должны быть люди коммунистического завтра».


После разговора о питании сочинцев в 1950-1960-е годах логично вспомнить, сколько и что народ пил.
Сразу признаем, что пил много. Выпивали отдыхающие, прибывавшие на побережье расслабиться. В сочинской газете „Черноморская здравница“ была ежедневная рубрика „Гости вытрезвителя“. В ней рассказывалось об алкогольных похождениях самых различных и, как правило, заслуженных людей – профессора из Москвы, авиаконструктора из Киева, терапевта из Минска, морского капитана из Владивостока. Гостей вытрезвителя штрафовали, и если они отдыхали в курортном учреждении (санатории, пансионате и т.п.), то лишали путевок и отправляли восвояси. Вдогонку летела депеша о „художествах“ гражданина на курорте.

Сочинцы тоже уважали алкоголь. „Приезжие гуляют, а мы что хуже“? – вопрошали местные поклонники „зеленого змия“. Некоторые угощались на работе, большинство – дома. На нашей улице устраивались пирушки – то свадьбу гуляли, то дни рождения отмечали, то кумовьев с Кубани приветствовали. Иногда на эти мероприятия приглашали нас, подростков. Мама не отпускала меня, восклицая: „Сначала будет пьянка, а затем потасовка, да еще с ножами и топорами“. Мама оказывалась права.

Многие ровесники из нашего двора, увы, тоже увлекались спиртным. Сосед Женя, напившись, обязательно лез в драку. Другой сосед, Сережа, рос в строгой казацкой семье, где родителей принято было называть на „Вы“, беспрекословно им подчиняться, вести себя смиренно. Но стоило парню подрасти, начать зарабатывать на жизнь, как и он испортился. Напившись, бродил по улицам, выбирая кого-нибудь из встречных в качестве жертвы, и остервенело избивал.

Пили в Сочи не только много, но и не очень качественные напитки. В домашних, часто антисанитарных условиях изготавливали самогон, брагу и вино. В грузинских семьях гнали чачу, виноградную водку. Я дружил с грузином Ревазом, и когда бывал у него в гостях, родители парня неизменно угощали меня чачой, приговаривая: „Водку малолеткам пить нельзя, а чачу можно, она полезная!“ На самом деле чача была плохо очищена и к тому же издавала неприятный запах, который долго витал вокруг употребившего это зелье. Иногда Реваз приносил чачу и бутерброды с аджикой в школу, и тогда пировал весь наш класс.

Из магазинного спиртного особой популярностью пользовались кубанские портвейны и другие крепленые вина. Красное вино народ называл „чернилами“, белое – „дерматином“. И заслуженно – вино было ужасным, но зато очень дешевым и убойным, за что его и уважали.
Что касается меня, то я в течение недели втихаря сливал из папиных бутылок разные напитки в одну посудину. Получался дикий коктейль из коньяка, наливок, ликеров, вина. С приятелями мы распивали эту смесь в выходные дни где-нибудь у моря или в кафетерии. Случалось, что угощались и одеколоном, это считалось проявлением мужественности.

Кстати, в сочинских барах тоже подавали весьма оригинальные коктейли, состоявшие из целого букета мало совместимых жидкостей. Например, коктейль „Кубанский“: 30 гр. коньяка „Арарат“, 30 гр. ликера „Шартрез“, 20 гр. наливки „Малиновая“, 50 гр. „Советского шампанского“, 20 гр. вишневого варенья. Что замешивали в коктейль на самом деле, „Арарат“ или щедрую порцию денатурата, особой роли не играло. Все равно получалась бурда, которая если не убивала, то тошноту уж вызывала точно.

Мы прибыли в Сочи из западноукраинского города Львова. После шикарного львовского железнодорожного вокзала, выполненного в классическом стиле, сочинский смотрелся жалко: одноэтажная будка у перрона – вот и весь вокзал. Нашу семью усадили в автобус и повезли мимо деревянных хаток, грубо сколоченных из досок, частично покрытых штукатуркой. Сестра Вика, привыкшая к пышной львовской архитектуре, поинтересовалась у взрослых: „Когда же кончится деревня и начнется город?“ Сопровождавший нас местный энергетик пояснил: „Это и есть город Сочи“.

Трехэтажный дом в Крестьянском переулке (ныне – улица Войкова), куда поселили нашу семью, выглядел белой вороной на фоне окружающих трущоб. Конечно, в Сочи тепло, и в трущобах жить не столь ужасно, как в более холодных широтах. Но граждан донимали иные напасти. По весне обычно сонная река Сочи, напоенная талыми водами с гор, просыпалась, выходила из неукрепленных берегов и заливала первобытные жилища до крыш. Под дощатыми потолками бараков плавали матрацы и табуретки, а люди в ожидании милости природы ночевали под открытым небом. Особенно страдал густонаселенный район от места, где сейчас расположен городской рынок, до впадения реки в море.

Район пользовался дурной славой эпицентра преступности, и туда, действительно, страшно было заходить, особенно в квартал, где ныне находится Центральный почтамт и до недавнего времени стоял кинотеатр „Спутник“.
Похоронив Сталина, обновленное советское руководство принялось мириться с Белградом. И вот на белоснежном теплоходе югославский вождь прибывает в Сочи. В преддверии столь эпохального события лихорадочно прихорашивали город. Буквально в одну ночь был ликвидирован огромный базар у морвокзала, и на освободившейся площади, тоже в мгновение ока, разбили пышный сквер – с деревьями, кустарниками, цветами. А еще были снесены хибары в районе морвокзала, вычистили улицы, покрыли свежей белой краской бордюры тротуаров.

Встречать маршала Тито на площади у морского причала собрался чуть ли не весь город. Перед народом выступили и сам высокий гость, и сопровождавший его член советского руководства Анастас Микоян.
Отец находился на трибуне рядом с ораторами, а я с мамой и сестрой стоял в толпе на площади. Я хорошо запомнил яркую, страстную речь Иосипа Броз Тито на отличном русском языке. А вот выступление Микояна вызвало у меня замешательство: он говорил с таким сильным акцентом, что я почти ничего не понял. И я спросил маму: «Так кто же из них иностранец, Тито или Микоян?»


При всей важности санаторного хозяйства П.И.Бажанов перенес акцент на развитие сети гостиниц. В то время как капвложения в санаторный сектор увеличивались на 25% ежегодно, в гостиничный – на 200%. „Санатории, – разъяснял мэр, – очень затратны и мало вместительны. За счет гостиниц мы сможем обслуживать дополнительно десятки тысяч отдыхающих“.
В течение десятилетия (1960-1970 гг.) Сочи украсился 19 комфортабельными гостиницами: „Сочи“, „Чайка“, „Жемчужина“, „Восход“, „Магнолия“, „Приморская“ (вторая очередь), „Прибой“, „Москва“, „Ленинград“, „Платан“, „Хоста“, „Кубань“, „Россия“, „Черноморская“, „Маяк“, „Бирюза“, „Камелия“, „Горизонт“, „Бригантина“.

Но получалось далеко не все так, как хотелось и требовалось. Я перечитываю папины статьи за 1960-е годы в главной сочинской газете „Красное знамя“ (затем переименованную в „Черноморскую здравницу“). Раз за разом мэр критикует строителей за срыв плана, долгострой, некачественную отделку, нарушение технологического процесса, удорожание объектов. В статьях вскрываются и причины проблем. Неспособность стройтрестов как следует организовать дело, правильно спланировать сроки и объемы строительства в течение года. Наплевательское отношение некоторых руководителей к обеспечению жильем своих сотрудников. В данной связи чаще других упоминаются железнодорожный узел станции Сочи, трест ресторанов, контора связи, курортпромторг, пивзавод.
Конец 60-х. Адлер. В районе Фабрики курортных товаров

Под личным патронажем П.И.Бажанова была создана сувенирная фабрика, в ней было налажено производство различных изделий из тиса, самшита, кости, пластмассы, ракушек.

Магазин курортных товаров

Текст взят тут
Фото взято тут, также тут
Топик на Привете о мероприятии посвященному 100-летию со дня рождения Петра Игнатьевича