Не судите строго, как-то навеяло после приветовских «сводок с фронтов» и сочинских (официальных) новостей…

— Ну, что дЭлат будЭм? – сказа ОН, посмотрев на огромную лужу, в центре которой они стояли вместе, специально добавляя в голосе кавказский акцент.
Мэр судорожно стал перебирать в голове варианты ответов: «работать», «лучше работать», «уже делаем», «ситуация под контролем», «блин, мои туфли точно испортились» (тьфу, не то, лезет же в голову!).
— Дождь, — еле выдавил из себя мэр дрожащим голосом, — сильный оч-ч-чень, — добавил.
— Я имел ввиду, что нам делать? – опять, но более жестко, но без акцента спросил ОН.
— Бригады работают, команда дана, воду качают, — мямлил мэр, пытаясь выиграть время, чтоб судорожно найти ответ на ЕГО вопрос – Что будЭм дЭлать: «сейчас все сделаем», «воду уберем», «этого не повторится», «а чё он из себя грузина строит», «блин, точно снимут» (тьфу, опять в голову ерунда лезет!).
— Я не спрашивал, что Вы делаете, я спрашивал, Что Нам Делать? — ответил ОН и в голосе уже отчетливо появились стальные нотки.
— Нам? – неуверенно переспросил мэр и тут понял, что ОН имел ввиду этим вопросом: «все, крындец, точно снимут», «посадят», «и чё я ляпнул Нам», «туфли, туфли то дорогие, точно испортятся» (тьфу, опять!).
— Нет, не Вам, а Нам с Вами что делать, в отношении Вас надо принимать решение, — с раздражением четко, с короткой паузой после каждого слова продолжал ОН говорить жестким голосом, от которого у мэра внутри стал образоваться холодок. Мэр это четко почувствовал – холодок вначале сгустился где-то в горле, даже дыхание свело, а потом стал медленно опускаться ниже и ниже. Холодок проник в легкие, потом окутал сердце, свёл желудок и, наконец, достиг копчика. Мэр аж слегка выгнулся в не совсем приличной позе. В голове за секунды пронеслось детство, юность, годы работы, и, наконец, выборы и торжественная присяга мэра: «все, точно посадят», «нет, в начале с позором снимут, а потом посадят», «и чё я сюда пошел», «и туфли испорчены».
— Я буду работать, я все организую, я все сделаю, поверьте, я не подведу, этого не повторится, — перебирал мэр оправдания осипшим голосом,.
— Ну что ж, — сказал ОН, посмотрев на неестественно выгнутое тело мэра, и сделал паузу.
Для мэра эта пауза была пыткой: «что со мной сделают», «посадят», «все заберут», «это ж какой позор», «это ж на всю страну», «в меня пальцем будут тыкать», «а сколько всплывет», «это ж отдавать надо»…
— Дорогой, дорогооой, — вдруг заговорил ОН голосом жены мэра.
Мэр почувствовал, как кто-то его гладит по плечу.
— Дорогой, проснись, что с тобой? – опять он услышал голос жены.
Мэр открыл глаза и понял, что это был только сон. Весь в холодном поту мэр сел на кровать. «Ну и присниться же!» — подумал со страхом мэр и, выдохнув облегченно, пошел в уборную. Но, сделав шаг, мэр вдруг почувствовал непонятный дискомфорт где-то в районе копчика…