Эпиграф
«а то последнее время стал свидетелем, как у чиновников спрашивают это ваша подпись и всегда слышу отрицательный ответ!».
«зашибись!» — из комментариев пользователей Привета



Апреля 8 числа случилось в одном курортном граде необычайно удивительное происшествие. Коллежский агрессор Паршивейко проснулся рано поутру от въевшегося в НОС аромата горячего лаваша. Зевнув и потянувшись, он обнаружил на столе свежеиспеченный лаваш, как всегда услужливо поданный к завтраку кухаркой Глашей. Разрезавши хлебное изделие на две половины, он сосредоточил свой взгляд на середине и увидел там что-то розовевшееся. Паршивейко сковырнул аккуратно швейцарским ножиком и… пришел в неописуемый ужас.
— Рука!!! Моя рука??? Точно моя-а-а, — бледнел он, обдаваясь холодным потом. — Вот прыщик, вскочивший третьего дня, вот мозоль на указательном пальце от перьевой ручки «Монблан», — которой сановник подписывал важные государственные бумаги и градостроительные пачпорта — вот часы «Hublot» на запястье, а вот и печать зажата в ладони — да так, что будто прилеплена намертво, не вырвешь.
Он вроде и мыслил, но ведать не ведал, что и помыслить. «Как же такое могло приключиться? Чудеса физиологии, ей-богу… Дума о том, что рука, автономная от его тела, могла начудить чего угодно, набедокурить и понадписывать кучу всяческих важнецких бумаженций кому угодно, даже простой черни, ввергала его в еще большую дрожь.
»Рука-самоволка, о горе мне, что может быть страшнее и ужаснее! Уж лучше от нее избавиться, это же не что иное как готовый вещдок," — рыдал сановник, представляя себе злое лицо обер-полицмейстера.
Спрятав РУКУ за пазуху своего пегого сюртука, Паршивейко отправился на Торговую улицу и далее к железнодорожному переезду через речку. Там на мосту он осмотрелся по сторонам, достал заботливо укутанную в лаваш РУКУ и уж было собрался выкинуть ее в речку, как вдруг его окликнули сенаторы из юнкерского парламента: «Милостивый государь, не извольте здесь мусорить, не гневите наш хрупкий экологический баланс-с, голубчик-с».
«Чорт побери, — пробурчал себе под нос коллежский агрессор. — Эй, извозчик, да-да, ты, в гнедой стеклами карете, вези меня прямо к обер-полицмейстеру… Хотя нет, давай уж лучше к лекарю».
— Случилось плутовство и бесовщина, мямлил дохтуру сановник. — Моя рука со всеми государевых дел атрибутами и правом подписи — отделилась от меня и изволит жить и своенравничать по собственным канонам вопреки воле вашего покорного слуги. Помогите, доктор, приставьте как-нибудь Христом богом молю, и она вам воздаст, милейший. Мне уж легше без какого другого органа, но никак без нее родимой.
— Супротив природы идти не должно, милостивый государь. И даже грешно. Мойте ее почаще ключевой водицею, да покоя побольше ей надобно, а тож суетится беспрерывно, гляньте сами, почтеннейший, как измождена. А впрочем советую вам положить ее в склянку со спиртом и капнуть в нее несколько капель камфорового масла. Эта РУКА дорогого стоит. Беречь ее надобно-с. Я даже сам приобрел бы ее у вас, ежели только дозволят мои средства", — неожиданно закончил свою консультацию лекарь, засунув свою руку в карман за ассигнациями.
— Да что вы себе позволяете! Полноте! Это форменное безобразие, сударь, — побагровел от злости Паршивейко.
Пришедши домой в мрачном расположении духа, он сел за письменный стол и захотел было настрочить депешу генерал-губернатору, так вот, мол, и так, в связи с анатомическими фортелями не имею боле возможностей исполнять свои обязанности на государевой службе, поэтому вынужден прибегнуть к вашей высочайшей защите и покровительству законов Российской Империи. Только он сформулировал эту мысль, потянулся было за перо, и тут-то с ужасом вспомнил, что перо-то взять нечем………

P.S. Спасибо Николаю Васильевичу Гоголю за его бессмертные и актуальные произведения.