Как в анекдоте том, который тесно связан с прошлым веком,
но до сих пор уместен и нелжив:
«Алло, ЦК! Желаю быть генсеком!» —
«Вы что, больны?» — «О да, и еле жив!»

Пускай моя известность местечкова,
зато напор — на сотни киловатт.
Я не могу плясать, как Волочкова,
но тоже, говорят, тяжеловат.

Как Лебедев, разведкою пригретой
и славою обласканный сполна,
я тоже связан с «Новою газетой»
(хотя он платит ей, а мне — она).

Как Б. Немцов, я очень разнопланов
и крут по части мощи боевой,
не менее забавен, чем Богданов,
и обожаю чай, как Луговой

(хотя при этом в скобках замечаю,
чтоб успокоить Англию слегка, —
из множества со мной попивших чаю
никто не умирал еще пока).

Хотя я враг горкомов и обкомов,
но я не чужд лояльности Кремлю,
и я люблю Россию, как Пахомов, —
единую, единую люблю!

Да, я готов амбиции припрятать,
вести южан на штурм любых преград.
К тому ж меня, как прочих кандидатов,
не любит Суверенный Демократ,

хотя по мне — он всех милей и краше.
Вдобавок, между нами говоря,
в душе уверен я, что секта «Наши»
готова мне отлить нашатыря.

Гожусь по всем параметрам, короче.
Запасся барабаном и трубой.
Признаемся себе, что мэром Сочи
у нас сегодня может быть любой,

коль он не до конца еще задавлен,
уверен кое-как в себе самом
и чем-нибудь умеренно прославлен:
полонием, иль танцем, иль умом.

Давно уже известно из анналов:
российский быт устроен по уму,
мы нация непрофессионалов
и выживаем только потому.

Ведет эфиры бывшая путанка,
от гордости раздувшись, как паук;
работает бомбилой клерк из банка,
ремонтом занят кандидат наук,

на льду артисты прыгают нередко,
пиарщик философией рулит,
а государством — внешняя разведка,
пока остатки свергнутых элит,

безропотны, хотя еще не стары,
нашлепнув на уста себе печать,
тачают за границей мемуары,
чтоб только рукавицы не тачать.

Я думаю, подобные примеры,
понятные и пьяному ежу,
всех убеждают: в сочинские мэры
я даже лучше прочих подхожу.

И если бы, упорно факты роя,
стахановец эфирного труда
А. Хреков обо мне бы снял «Героя», —
он тоже не прошел бы никуда.

А правда, что бы стал я делать в Сочи,
когда бы стал на самом деле мэр?
Да мне не хватит дня и даже ночи,
чтоб изложить готовый комплекс мер!

Подобно храбрецу Алкивиаду,
я усмирил бы местное жулье;
не отменил бы я Олимпиаду,
но лишь осовременил бы ее.

Я игры бы провел такого сорта,
каких другим не выдумать в бреду:
я русские, родные виды спорта
в программу олимпийскую введу.

Представьте, как по трассам обветшалым,
лавируя меж боссом и Кремлем,
несется Кудрин: чем не русский слалом?
Причем Стабфонд, естественно, при нем,

а олигархи, правящие классы
и те, кто им по статусу близки,
построились вдоль олимпийской трассы
и отрывают жирные куски.

Вот тоже спорт, что выглядит опасным:
на лыжах покоряя горный склон,
охотится ОМОН за несогласным,
и это будет русский биатлон.

А несогласный, этакий иуда,
затеявший всю эту кутерьму,
выкрикивает лозунги, покуда
спортсмены попадают по нему.

А вот и главный спорт,
в сравненье с коим
все остальные выглядят кислей:
весь средний класс с горы несется строем,
и это называется бобслей.

Работодатель с выкриком «Иди ты!»
пинает их под рудимент хвоста —
и вслед за ними вниз летят кредиты,
надежды и рабочие места.

Вам нравятся такие испытанья?
Ведь мой проект ничуть не нарочит!
Вот пресса — вид фигурного катанья —
скользит по тонкой кромке и молчит…

И, наконец, соперников проредив,
назло любому внешнему врагу —
ведут команды «Путин» и «Медведев»
борьбу нанайских мальчиков в снегу.

Уверен, на такой Олимпиаде
не будет провокаций и атак.
Меня назначьте мэром, Бога ради!

А Сочи пропадать и так, и так.