«Властитель слабый и лукавый,/Плешивый щеголь, враг труда,/Нечаянно пригретый славой,/Над нами царствовал тогда», — едва осилив первое четверостишие, сановник злобно отшвырнул томик Пушкина в дальний угол спальни.

— Вот же народ, твою мать! – негодующе воскликнул он. – Почти два века прошло, а они все ноют и ноют, все им не так да не эдак. А нам, царям, что – легко? Нее-т. Придет время – вы еще помянете нас добрым словом.

Вдруг сановник поднял с пола книжку, нашел искомое четверостишие и, вооружившись красным карандашом, начал делать какие-то пометки.

— Т-аа-ак, я вам покажу «слабый и лукавый»! Пишем: «Властитель сильный, своенравный,/Король колец, герой труда/Согретый олимпийской славой/Над вами властен навсегда». Вот теперь уже лучше!

Упоение собственным величием было цинично прервано раздавшимся телефонным звонком.
— Слушаю… что?.. опять? как прорвало? куда смыло? какие западные агентства передают?!

Неуклюже бросив трубку, сановник задумался. Лицо его было мрачным, выражающим лишь одну мысль – его прогневил мир, в котором он жил.
— 101-й. Как пить дать – 101-й, — неожиданно осенило его. – Как там у классиков советской политики – нет человека нет проблемы. Я кто? Власть. А всякая власть от Бога. И мне раз плюнуть – повелеть высочайше депортировать все население за 101-й километр. Всех, абсолютно всех – как там у Пушкина, «и чернь, и лакействующих, и сподвижников алчных». Да, впрочем, неважно. Не хотите жить со мной – живите без меня! А я тут как-нибудь сам, один, в гармонии с собой и природой.


…Последним покинувшим город был начальник миграционной службы, обеспечивший полную мобилизацию и передислокацию населения согласно списочному составу. Депортацию провели в кратчайшие сроки, опробовав трехуровневую систему оповещения, которая сработала безупречно. Люди охотно покидали свои дома в надежде на новую жизнь.

— Вот это кайф! – наслаждался одиночеством сановник, уплетая за ужином филе белого осьминога. — И какая ж падла говорила о том, что у нас нет эффективных сити-управленцев? Как это нет? Ко мне еще коллеги будут приезжать — перенимать опыт. Сколько проблем вмиг решил. Пробки исчезли? Это раз. Отключений нет никаких, сети нагрузку выдерживают? Это два. В архитектуре, опять же, все тип-топ – никто ничего не строит. Да, доходов в бюджет, правда, нет. Но нет же и расходов.

Сытый, румянощекий, в благостном расположении духа, сановник включил радиоточку, чтобы послушать последние новости. Радиоточка упорно молчала. В комнате раздался оглушительный хохот.
— Как же это я упустил, ха-ха-ха, «А плохих новостей сегодня не будет!», — передразнивая отсутствующий дикторский голос, произнес он.

Наутро сановник отправился на работу. «М-да, водителя все же надо было оставить», — подумал он, брезгливо взбираясь на вишневого цвета велосипед Black Trail BT-0.

Тем временем и невооруженным глазом было видно, насколько преобразился погруженный в тишину город. Никто ничего не перекапывал, не рубил, не строил. Никто никому не хамил и не грубил. Найти парковку для велосипеда тоже было плевым делом. Исчез крен в демографической политике, а преступность – аки туман — рассеялась напрочь.

Правда, у всезнающих и недремлющих федералов имелась информация о нескольких коррупционных фактах продажи земель в этот период, но никто не знал, как они могли появиться в городе с населением в 1 человек. Да и раньше, в эпоху густонаселенности, бывало, продавали землю фантомам, так что ничего удивительного в этом обстоятельстве не было.

…Прошел месяц. Два. Минул год. Обуреваемый дичайшим одиночеством, отсутствием каких бы то ни было эмоциональных ниточек к людям, сановник начал понимать, что его решение имело не только преимущества, но и явные недостатки. По ночам ему снились люди – разные люди, плохие и хорошие, добрые и злые, просящие и гордые, обиженные и облагодетельствованные. Во сне он старался помочь каждому, и просил у них только одного – не оставлять его наедине с самим собой, поговорить с ним о чем угодно, лишь бы не уходить из его снов. Но реальность была неумолима.

Со временем сознание сановника начало расстраиваться. Он ходил по городу с криками «Ищу человека! Ищу человека!». Но никто никогда не отзывался.

В очередной раз по дороге домой, поняв всю тщетность собственных усилий, сановник взревел сумасшедшим рыком. Вдруг из-за кустов послышался чей-то голос: «Что вы тут разорались, людям спать не даете!» Не поверив своим ушам, он начал оглядываться. За кустами, съежившись, в полудреме, лежал классический бомж. Сановник подошел к нему, потряс за плечо, затем крепко обнял и спросил.

— Кто ты, мил-человек? Откуда ты здесь? Да тебя мне сам Бог послал!
— Непереселенец я, олимпийский. Бомж, одним словом. Прописки нет – вот и не значился я у вашей «миграционки» в списках, когда отсюда народ депортировали. А история моя незатейлива — обещали переселить меня, но не переселили. Поэтому сначала я был в статусе переселенца, а теперь – непереселенец я, бомж.
— Да ты не отчаивайся, родной. Прости за все. Вон, Александрийский маяк, заходи вселяйся, он весь твой. Да любую высотку выбирай, что по душе, ЧЕЛОВЕК ты, дорогой.
— Нет, не могу я так, совестно мне, да и привык я уже здесь…

В этот момент предательски зазвонил будильник. Сановник подпрыгнул с кровати, суетливо озираясь по сторонам. Вокруг опять никого не было…