Не было кресла под цветущей вишней. Была цветущая алыча в крохотном, с ладошку, палисаднике. Под ней – вкопаный в землю стол с двумя лавками по сторонам. Весной и осенью на нем раскладывались мои тетрадки и учебники. Летом там обедала многочисленная родня. Под ногами росли фиалки. Был домик-развалюшка на 4 хозяина. В нем жили три семьи, ибо четвертое «жилье» (назвать квартирой и тогда язык не поворачивался) — было нежилым. Стена рухнула, обнажив дерьмо, из которого «дом» был слеплен.
Нам с бабушкой принадлежала комната размером метров в 12. Два на два — коридор, перегороженый соседом кусками фанеры и старых досок.
Крохотные оконца. Даже если высадить раму — пролезть сквозь них невозможно — застрянешь. Электроплитка, стоящая на кирпичиках. Если сосед зимой топил печку — тепло. Не топил? Холодно. Вообще же в те годы в Сочи были совершенно субтропические зимы. Повсеместная и повседневная одежда женщин — два байковых халата, надетых один на другой. Ну, разве что — посуду помыть под колонкой во дворе — грудь крест-накрест перематывали платком. Каждая поездка «в Россию» сопровождалась походом по друзьям и знакомым. Один давал шапку, другой — пальто, третий — сапоги. Варежек не было ни у кого.
У порога в палисаднике стояло сооружение из табуретки, с прибитой к ней вертикально доской. На табуретку ставился тазик. К доске прикручен голубой умывальник с пимпочкой внизу. Поднимешь пимпочку сложенными ковшичком ладошками — льется вода. Опустишь руки — вода перекроется.
Рядом с нашим «домом» — больничная прачечная. Горы белья, пеленок, «подкладушек», наволочек, перестирывались вручную тетками в резиновых фартуках, сапогах до колен и перчатках выше локтя. Мать моих подружек, Натальи и двойняшек ИркиОльги, тетя Таня, запомнилась добрым прищуром веселых глаз и громким голосом, привыкшим перекрикивать плеск воды. Мы приходили помогать разбирать вороха насушеного белья, что мне, честно говоря, строго-настрого запрещалось «Не хватает заразу какую-нибудь подцепить!» Но подружек гулять не отпустят, пока все не будет сложено по всем правилам и рассортировано стопочками. Простыни – к простыням. Пеленки к пеленкам…
Зимой белье сушили «в сушке». Помещении, отапливаемом от тех же печей, где булькали котлы с бельем. Летом – на здоровенной поляне. Прачки наваливали на плечо гору мокрых тряпок и шли к веревкам через узкий проход между стеной больничного гаража слева и стеной ежевики справа.
Был период, когда я начала терять ключи от дома. За первый меня просто поругали. За второй, посеяный через пару дней – шлепнули по заднице. Чувствительно… За третий – выдрали по всем правилам. На следующий день я пошла гулять с новеньким ключом, сквозь колечко которого продернула поясок на платье и завязала его на два узла… Можно представить мой ужас, когда набегавшись, я пришла домой. Мне до сих пор не может никто объяснить – куда девался ключ, если пояс так и оставался завязаным на все те же два узла. Меня больше не наказывали. Я рассказала бабушке всю историю, совершенно не надеясь, что она мне поверит и обреченно приготовилась к еще одной выволочке, но она удивительно внимательно на меня посмотрела и ничего не сказала. С тех пор и по сию пору я не потеряла больше ни одного ключа.
Летом к нам приезжали родственники. Тетя Зоя, которую муж называл Зоишна, долго «наводила красоту» перед крохотным зеркальцем, прикрепленным над умывальником. Ее сын Вадик, пришел однажды с улицы, опечаленный и «погулять еще» категорически отказался.
— Что случилось, Вадик? Почему ты не хочешь поиграть с ребятами?
— Да, не хочу… Они обзываются…
— И как же они тебя назвали?
— Чувяком…
Баба-Таля, большая и громкая, не выпускавшая изо рта беломорину и из рук книжку…
— Ксеньк! Я буду спать вот тут! – заявляла она, устраивая себе лежанку на полу в крохотном проходике, кладя голову – практически – на порог открытой двери. – Пусть попробует меня кто-нибудь утащить!
Я ее откровенно побаивалась. А бабушка любила. Муж бабы Тали, брат моей бабушки, был арестован в 37-м году. Баба Таля, тогда еще – просто Таля – решительно отстаивала невиновность своего мужа, а когда ничего не смогла доказать – отправилась вслед за ним в Сибирь. Уж как она узнала – где он, то мне неведомо, но декабристки из нее не получилось. Точнее – стать декабристкой ей не дали. На одном из перегонов в поезд вошли двое. Направились прямиком к ней, спросили документы. Проверили и посоветовали сойти на ближайшей станции и вернуться домой, к ребенку…
Всю оставшуюся жизнь баба Таля не могла объяснить себе головоломку – «Как? Ксеня, как они узнали – в каком вагоне я еду, на каком месте?! Как?! Они прошли прямо ко мне!»
Много лет спустя, я навестила как-то домик своего детства. Дубы на площадке, где разворачивались машины скорой помощи, подвозившие в больницу пациентов – уже не казались такими неохватными. Прачечная больше не работала. В старом домике все так же жил сосед!!! Говорили – ему не один раз предлагали квартиру, но он отказывался по причине – «от моря далеко!» Та половина, что начала разрушаться еще при нас, теперь совсем развалилась. Все так же цвела красная алыча в «нашем палисаднике». Все так же жужжали в ее кроне пчелы. Только давно нет моей бабушки. Нет бабы Тали. Раскидала жизнь ИркуОльгу. Как стремительно все пролетело. Вот и мне уже столько же лет, сколько было моей бабушке, укоризненно смотрящей на меня: «Ты снова потеряла ключи?»
И я своих вспомнила — бабушку в двух халатах и галошах резиновых на шерстяные носки, двор старого дома, где летом спали на раскладушках прямо на улице — столько было гостей и отдыхающих…
Спасибо Вам, повеяло чем-добрым и родным от этого топика, вспомнилось детство и то, как хотелось повзрослеть как можно скорее, вспомнились люди о которых успел забыть и множество мелочей из которых видимо и складывается это загадочное ощущение счастья…
Спасибо за замечательный текст, за его доброту и душевность. Вспомнила свою маму, так и не научившуюся доверять стиральным машинам, наш сад с красной и желтой алычей, инжиром и мандаринами… Давно я там не была. А еще вспомнила соседей из своего детства — они тогда были почему-то добрее, жили в поселке дружно, а сейчас у всех высокие заборы. И редко кто остановиться, чтобы подвести на горку бабушку Раю… Пыталась как-то к одной из соседок зайти перед новогодними праздниками, так она даже калитку не открыла, мол, дел много, извини.
Иногда так остро это ощущаешь — что в глаза взглянуть некому… Особенно, после того как мама ушла в другой мир. А этот все больше становится прагматичным, нацеленным на зарабатывание нарезанной бумаги. И почему-то тот, кто заработал ее больше, начинает очень гордиться, заботиться о статусной составляющей своего круга общения. А заглянешь в глаза — там за показной бравадой пустота и тоска…
Ну, наверное все-таки не ВСЁ так трагично и мрачно. Если бы в этом мире АБСОЛЮТНО никто никому не был нужен — было бы незачем жить вообще. Потому, надо ценить тех, кому ты не безразличен. Беречь и стараться понять. ))
А я когда про цветы вспоминаю, вспоминаю, как нам в 6 классе на ботанике дали задание. Рассмотреть цветок петуньи. Разобрать его от корня до макушки, сделать лист для гербария. Т.е. — выдрать с корнем, засушить, прикрепить к альбомному листу и расписать: корень, стебель, лист, тычинки-пестики…
А у нас во дворе петуньи не было. Ее было море морское в больничном парке. (И ниже — в санаторном парке). Т.е. если называть вещи своими именами, мне надо было пойти в тот парк, УКРАСТЬ цветок и разобрать его на тычинки. )))
Сколько я тогда адреналина получила — наверное знаю только я одна. Железно усвоила еще с тех пор. Красть — чудовищно плохо. И для самоощущения и для всего остального.
А петунья, которая теперь растет у меня на балконе — каждый раз напоминает об этом. ))
Комментарии (24)
RSS свернуть / развернутьSkif
ded-pichto
Natali
ded-pichto
KOTIK
ded-pichto
bern
ded-pichto
partizan
ded-pichto
Yurik
ded-pichto
Ну это ведь жизнь, как говорил один мой знакомый.
andari
ded-pichto
chzforever
ded-pichto
chzforever
Спасибо, что заглянули. ))
ded-pichto
А я вспомнила дачу и запах цветов… нарциссы, клумбы которых были выложены ракушками))))
niv
А у нас во дворе петуньи не было. Ее было море морское в больничном парке. (И ниже — в санаторном парке). Т.е. если называть вещи своими именами, мне надо было пойти в тот парк, УКРАСТЬ цветок и разобрать его на тычинки. )))
Сколько я тогда адреналина получила — наверное знаю только я одна. Железно усвоила еще с тех пор. Красть — чудовищно плохо. И для самоощущения и для всего остального.
А петунья, которая теперь растет у меня на балконе — каждый раз напоминает об этом. ))
ded-pichto
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.